Он вместе с маркизом пошел по городу, надеясь в эти последние часы разыскать семью ребенка, но и эта попытка оказалась безуспешной. Милон снова посетил доктора и объявил ему, что не намерен оставлять ребенка, попросил рассказать, как следует устроить, чтобы дорога для него была не столь мучительной, и в чем должен состоять дальнейший уход за малышом. Внимательно выслушав советы, он отдал доктору свой последний розенобль и возвратился к друзьям, которые поджидали его с великим нетерпением, так как откладывать отъезд было уже решительно невозможно.

Маленького найденыша или, как его прозвал Милон, сына мушкетеров укутали в несколько одеял, и молодые люди по очереди брали его к себе на лошадь.

Ребенок, не приходя в себя, всю дорогу стонал. Милон останавливался в каждой деревне и смачивал ему повязки.

На следующий день лихорадочное состояние больного усилилось. Каждый из друзей в глубине души был уверен, что им не довезти его до Парижа живым, но никто ни слова не говорил об этом, боясь огорчить других. Но когда поздно вечером мушкетеры подъехали к заставе, мальчик еще дышал.

При въезде в город друзья остановились, чтобы посоветоваться, как быть с ребенком. Маркиз нашел, что было бы лучше всего отдать его какому-нибудь доктору до полного излечения, а о дальнейшем можно будет позаботиться позднее. Милон и Каноник с ним вполне согласились.

Каноник вспомнил, что среди его знакомых есть один весьма искусный врач, и мушкетеры тотчас же отправились к нему.

Доктор Вильмайзант сказал, что за определенную плату согласен выхаживать этого безнадежного ребенка. Маркиз, который был весьма состоятельным человеком в отличие от д'Альби и д'Арасса, немедленно внес первую часть платы за маленького страдальца. После этого трое друзей отправились рапортовать капитану Бонплану о своем возвращении из отпуска.

V. БЕЛАЯ ГОЛУБКА

— Ого! Вот это я называю счастьем! — вскричал Милон, идя по улице на второй день своего возращения в Париж и издали завидев Жозефину. Он радостно подошел к ней и протянул руку.

— Наконец-то я встретила вас, мсье Милон!

— Как! Вы сами разыскивали мушкетера, которого всегда сторонились?

— Как бы то ни было, а я уже второй день стараюсь вас встретить. Идти к вам на квартиру мне не хотелось, о нас могли пойти дурные толки, тем более, что вы живете у старой Ренарды.

— Да, она-таки, по правде сказать, болтлива! И все же позвольте мне прежде всего сказать нам, мадемуазель Жозефина, что я сердечно рад вас видеть!

Белая голубка опустила глаза и покраснела.

— Этого не случилось бы, если бы…

— Если бы не вынудило на это что-нибудь очень важное! Так, так! Но Боже мой, я действительно очень рад нашей встрече. У вас такие прекрасные голубые глаза, а вы нарочно опускаете их, чтобы не дать мне возможности ими любоваться. Если бы вы только знали, в каком я восторге всякий раз, когда вас вижу.

— Я пришла сюда только затем, чтобы…

— Да знаю, знаю! — перебил ее мушкетер, — что вы пришли не затем, чтобы смотреть на меня. И все-таки я радуюсь нашей встрече и тому, что могу сказать вам об этом. Разве это так уж дурно с моей стороны?

— Признаюсь, вы так добры и ласковы с бедной Жозефиной, что она даже не заслуживает такого внимания, мсье Мил он.

— В этом отношении вы совершенно правы, мадемуазель Жозефина, вы так осторожны, так недоверчивы со мной.

— Я осторожна ровно настолько, насколько это следует девушке при общении с таким знатным господином, и притом мушкетером.

— Неужели мушкетеры у вас на таком дурном счету!

— Боже сохрани! Напротив! Я просто дурно выразилась! — проговорила Жозефина с упреком в голосе. — Признаюсь даже, что я не питаю ни к кому такого доверия, как…

— Что же вы остановились?

— Как к вам и вашим друзьям.

— Ну, если вы это называете доверием, то хотелось бы знать, что вы чувствуете относительно других людей. Но что это! Вы, кажется, плакали!

На глазах Жозефины снова навернулись слезы.

— Да! — сказала она, — случилось большое несчастье.

— Несчастье! Да говорите же скорее в чем дело, дорогая мадемуазель Жозефина! Если только я могу вам помочь, то, разумеется, сделаю это от чистого сердца.

— Ваш друг, мсье Этьен, уже возвратился?

— Как! Так вы плакали о нем?

— Что вы, мсье Милон! Как это могло прийти вам в голову?

— А уж я подумал было, что вы тоскуете обо мне! Только не сердитесь на меня за мой нескромный вопрос! А д'Аль-би еще не возвращался.

— Так вы его не догнали?

— По вашему совету мы догнали и проводили его до морского берега, а потом возвратились! Но скажите же, отчего вы так грустны?

— Помните мою подругу, за которую заступились тогда же, когда и за меня.

— Разумеется. Так что же с ней случилось? Из глаз Жозефины полились горькие слезы.

— Ах, Боже мой, это так ужасно! — проговорила она тихо.

— Облегчите свое сердце, дорогая мадемуазель Жозефина, расскажите мне все. Заранее обещаю вам мой совет и помощь. Неужели вы до сих пор не убедились в моей преданности вам.

— Я знаю, что вы человек очень добрый. Только потому я и решилась обратиться к вам. Поймите же, мне не с кем даже поговорить о своем горе.

— Считайте меня своим другом, дорогая мадемуазель Жозефина, я буду счастлив этим.

— Я чувствую, что вы говорите искренне… О, моя бедная Магдалена, это просто ужасно!

— Так скажите же, что с ней случилось?

— Всего я не могу вам сказать, — отвечала Жозефина. Ей ни за что не хотелось, чтобы он узнал, кто она такая и где живет. — Да и вы не старайтесь узнать более того, что расскажу вам я.

— Обещаю вам это!

— С моей подругой Магдаленой случилось большое несчастье, и она ушла от меня шесть дней тому назад…

— Куда же она пошла?

— Я и сама не знаю. У нее было безотлагательное дело, после чего она должна была возвратиться ко мне. Я ждала ее до вчерашнего утра. Наконец вчера утром она появилась возле нашего дома. И, Господи! Что у нее был за вид! Просто сердце разрывается!

— Вы меня просто пугаете, Жозефина, что же с ней было?

— Я и сама толком ничего не поняла. Это случилось все так скоро! Мать Пресвятая Богородица! А Магдалена…

— Говорите откровенно!

— Вчера утром она прибежала к нашему дому, точно за ней кто-то гнался! Волосы растрепанные, говорит что-то несвязное! Точно помешанная! Это было так страшно! Вовек не забуду этой минуты.

— Ну, что же было дальше?

— Только прибежала она, как появились солдаты.

— Какие солдаты?

— Швейцарцы, из телохранителей коннетабля.

— Как, из свиты Люиня?

— Да, они прибежали за Магдаленой! Они гнались за ней точно за зверем на охоте! Я сама чуть не рехнулась, — бросилась к ним и спросила, чего они хотят от несчастной, но они меня и слушать не стали! Только грубые шутки отпускали.

— Да ведь это неслыханное насилие! Ну, что же они еде-дали с Магдаленой?

— Я все-таки опять подошла к ним и спросила, по какому праву они хватают девушку. Тогда они сказали, что так велел им их герцог, потому что эта птица улетела из его клетки. Меня и теперь дрожь колотит, когда припоминаю эти слова.

— По приказанию герцога! — повторил Милон. — Однако, черт возьми, мне кажется, что у этого молодца коннетабля совсем другое на уме, вместо командования войсками! Птица улетела у него из клетки! Это значит, что ваша подруга Магдалена побывала у него в руках и против своей воли должна была снова возвратиться к нему.

— Ах, уж я не знаю, что и думать. Добрый мсье Милон, помогите несчастной Магдалене.

— Так швейцарцы увели ее?

— Да, они потащили ее к заставе, я пошла за ними и наблюдала издали. Там стояла закрытая карета. Они посадили в нее Магдалену и увезли Бог знает куда!

— Клянусь, это очень похоже на похищение!

— О, помните ту ночь? Тогда к нам пристал не кто иной, как граф де Люинь.

— Да, во всем этом есть связь. Только я никак не мог себе представить, что этот выскочка посмеет так нагло и открыто повести свою игру.