— И маркиза обмануло сходство?

— Нет, герцог.

— Так неужели… он жив?

— Жив и живет в мрачном домишке на улице де ла Тур у старухи-родственницы. Моей горничной посчастливилось сегодня отыскать его и узнать от старухи, что он пять лет провел за морем, но сильная тоска по родине заставила его вернуться сюда.

— Страшная новость, маркиза! Равальяк ведь во всем ему сознался… От маршала нельзя скрыть, что этот опасный патер Лаврентий, которого он считает умершим и забытым, жив и живет в Париже. Если он до сих пор ничего не выдал, так может выдать на исповеди, так как чувствует близость смерти.

— Для того-то я и пригласила вас сюда, чтобы предупредить.

— Сегодня же ночью надо принять меры! Маркиза, позвольте отвести вас в зал, я сейчас же передам маршалу то, что слышал от вас и за что искренне благодарю.

— Пойдемте, герцог, вашу руку…

Голоса смолкли. Принц Генрих Конде осторожно поднялся с дивана. Счастливый случай наконец открыл ему тайну, о существовании которой он смутно подозревал и раньше.

Отчего маршал Кончини боялся патера Лаврентия? Отчего он пять лет тому назад поручил своему лакею устранить его во время бегства? Что рассказал на исповеди Равальяк, чего они так боялись?

Принцу нужно было прежде всего узнать, кто из придворных разговаривал в соседней нише. Тихонько отодвинув край пунцовой портьеры, отделявшей нишу от зала, он прошептал:

— Маркиза де Вернейль и герцог д'Эпернон, который тогда ехал в карете с покойным королем. О, какое страшное подозрение! Клянусь всеми святыми, я должен разузнать о деле прежде, нежели покончат со стариком на улице де ла Тур. Маршал живо расправляется… Сегодня же ночью я должен с ним поговорить.

Генрих Конде незаметно отделился от блестящей толпы веселых гостей и, ни с кем не простившись, уехал из раззолоченого, залитого огнями дворца Кончини.

Между тем к самоуверенно улыбавшемуся любимцу королевы-матери поспешно подошел герцог д'Эпернон. Элеонора, побыв несколько минут с королевами, ушла опять в зал. Ее зоркий глаз тотчас заметил, что герцог хотел говорить с маршалом о чем-то особенно важном. Обыкновенно мерные, рассчитанные движения герцога сделались какими-то торопливыми, а взгляд тревожным.

Элеонора очень спокойно подошла к мужу, будто спросить о чем-нибудь насчет вечера.

— Надо скорее предупредить беду, — осторожно шепнул в это время подошедший д'Эпернон. — Лакей Антонио пять лет назад вытащил из воды в Гавре совсем не того патера…

— Не может быть, — сказала с холодной улыбкой Элеонора, — Антонио еще никогда не ошибался.

— Вам, верно, не так передали, — прошептал Кончини.

— И я так думал, но патер Лаврентий действительно жив… он живет в Париже!

— Надо сейчас же удостовериться в этом, — сказала Элеонора. — Пусть патера, похожего на Лаврентия, отвезут в Бастилию.

— Разумеется, там все откроется, — подтвердил д'Эпернон.

— Где живет этот патер, герцог? — шепотом спросил Кончини и прибавил, гордо вскинув голову: — У меня, кажется, есть для этого важного секретного дела очень надежный и преданный мушкетер…

— Патер Лаврентий живет на улице де ла Тур, у старухи родственницы.

— Виноват… одну минуту, — извинился маршал и, обратившись к стоявшему поодаль адъютанту, велел позвать виконта д'Альби.

— Этот беарнец приезжий здесь, — сказал он Элеоноре и д'Эпернону, — и, насколько я заметил, толковый малый. Вот он.

— Красивый здоровый провинциал, — заметил герцог с выражением превосходства.

— Любезный виконт, — очень приветливо сказал маршал, — герцог д'Эпернон, — Этьен поклонился герцогу, — будьте так добры, назовите виконту улицу и дом…

Герцог назвал, а Элеонора опять стала разыгрывать роль любезной хозяйки и милостиво разговаривала с гостями.

— Вы уже считаетесь в числе мушкетеров, виконт, и вероятно горите нетерпением начать свою службу! Начните же ее сейчас: арестуйте патера Лаврентия от имени короля и отправьте его в Бастилию. Патера подозревают в том, что он пять лет тому назад отравил тюремного сторожа, чтобы освободить Равальяка. Ему удалось тогда скрыться, теперь он живет на улице де ла Тур. Мушкетер д'Альби сообщит мне, как он исполнил мое поручение.

Маршал сделал ему приветливый знак рукой. Этьен поклонился и вышел.

VII. ПАТЕР ЛАВРЕНТИЙ

— Слышали, кузина, опять стучат внизу, теперь уже погромче, чем в первый раз, — говорил маленький старичок лет семидесяти, сгорбленный и очень слабый на вид, подходя к двери соседней комнаты.

— Опять вы прерываете мне самый сладкий сон, Николай, — укоризненно отвечал женский голос, — какой вы беспокойный! Бог знает что вам все время слышится.

— Не сердитесь, Мариетта, — сказал старичок, — я еще не успел сомкнуть глаз, а уже два раза слышал стук, это, наверное, внизу.

— Уж слишком вы боитесь и тревожитесь, Николай! Я ровно ничего не слышу. Ступайте, спите! Долго ли вы еще будете проводить ночи без сна до рассвета? — вскричала кузина. Это совсем не дело. У вас, кажется, и лампа еще горит. Да, да, я вижу свет в двери.

Упреки и увещевания старухи вдруг перебил такой стук в дверь, что Мариетта привскочила на постели, а старичок вздрогнул всем телом.

— Святая Дева Мария! — пробормотал он. — Это мой последний час, они нашли меня, они до тех пор искали, пока, наконец, открыли мое убежище. Теперь я пропал…

Старик подошел к столу, на котором стояла лампа и лежал открытый рукописный молитвенник. Он закрыл книгу и хотел потушить свет. В эту минуту вышла из своей спальни в фантастическом ночном костюме встревоженная Мариетта.

— Ради бога, Николай, не тушите лампу, это только навлечет на нас большие подозрения. Ведь свет, наверное, уже давно заметили! — вскричала Мариетта, коренастая и еще довольно крепкая женщина лет шестидесяти. — Стойте тут, я посмотрю кто стучится!

Она подошла к окошку и отворив его, выглянула на улицу.

— Какой-то мужчина, — шепнула она старику, в ожидании стоявшему позади нее, — в отличном белом плаще. Что вам угодно, господин? — крикнула она.

— У вас здесь живет патер Лаврентий, мне нужно сию минуту видеть его, отворите!

При имени патер Лаврентий худенький дряхлый старичок чуть не упал на колени, а старая Мариетта сильно испугалась, но живо оправилась, поскольку всегда была энергична, как мужчина.

— Вы ошибаетесь, господин, здесь нет никакого патера! — вполголоса отвечала она.

— Не скрывайте! Говорите скорее, живет ли у вас какой-нибудь старик?

— Живет, господин, только его зовут Николай Орле.

— Так пустите меня к нему! Я должен сейчас же поговорить с ним. Скорей отворяйте, вам обоим грозит большая опасность.

— Наступил мой последний час, — жалобно сказал старик, держась за стол, чтобы не упасть.

— Нечего делать, Николай, я должна впустить его! Не выдавайте себя страхом. Садитесь и возьмите книгу, вот так, мне кажется этот знатный господин в шляпе с дорогим пером не хочет сделать вам никакого зла.

Мариетта взяла лампу, сошла вниз и отворила запертую на задвижку входную дверь. Незнакомец в белом плаще переступил порог.

— Не бойтесь, — шепнул он, — я не враг патера.

— Слава тебе, Господи. Пожалуйте, господин, — пригласила Мариетта и, светя незнакомцу, забыла запереть дверь.

Генрих Конде быстро взбежал по лестнице и вошел в комнату, где в боязливом ожидании сидел патер Лаврентий. Взглянув на его лицо, измученное болезнью, лишениями и страхом, принц почувствовал глубокое сострадание к старику.

Старушка широко раскрыла глаза, увидев богато расшитый костюм незнакомца, попросившего ее оставить их вдвоем. Она ушла к себе в спальню. Николай с изумлением смотрел на гостя, стараясь припомнить его. Принц взял стул, попросил старика сидеть и заглянул в книгу, лежавшую перед ним на столе.

— Я помешал вашей молитве, патер Лаврентий, — сказал он, — но вы не будете на меня сердиться, когда я скажу вам, что вы в большой опасности, и я пришел спасти вас.